…Взбудораженная бульдозерами земля. Сырая рыжая глина. Следы шин. Грязь. Шаткие доски… Мостки. Завтрашняя улица… Ее еще нет. Сегодня она больше напоминает овраг с крутыми откосами. Но новые дома уже выстроились в ряд и явственно наметили перспективу будущего проспекта… Светло-серый день. Неяркий, как гобелен… Только что прошел дождь. Пейзаж будто умыт. Серебряный свежий свет льется с неба. Блестят огромные бетонные трубы, сваленные вдоль пути. Сверкают мокрые доски, по которым легко идет девушка в жемчужно-белом, почти воздушном платье-колокольчике - невеста. Невесомая, стройная… В белоснежных бальных туфельках, она храбро идет по ко­рявым, скользким мосткам. Рядом шагает шалый от счастья жених в черной парадной паре. Прижимая к груди букет, бережно поддерживая ее под руку… Запел гудок. Высоко-высоко в небо поднялись руки кра­нов. Вдали в голубой дымке тянутся к зениту вертикали больших труб… Над ними в сизом мареве плывет еле заметное облачко… Косогор… Детские коляски - желтые, лазоревые, синие. Рядом мамы. Дымит массивный асфальтовый каток, разравнивает черную пастилу асфальта… Спешат, еле поспевают за молодыми друзья, веселые, молодые, нарядные.

«Свадьба на завтрашней улице» - так назвал свой маленький холст Пименов. И это небольшое полотно - бесценное свидетельство. В нем - наше время. Без фанфар и прикрас. Вся радуга бытия… Может быть, не всегда устроенного, но полного надежд и веры. По этой улице еще не могла проехать роскошная «Чайка», увитая розовыми и голубыми шелковыми лентами, обвешанная яркими алыми, зелеными, оранжевыми воздушными шариками, с сидящей на блестящем радиаторе куклой в нейлоновом платье. Ведь «Чайка» - спутник свадеб наших дней. Картина же Пименова написана в середине шестидесятых годов. И это полотно - именно шестидесятые годы, изображенные точно, свежо… Молодые спешат из загса домой. Они новоселы… Их ждет накрытый стол, песни, крики «горько»… Пляски… Впереди тысяча забот. Не работает лифт. Вероятно, еще долго будут кряхтеть мудрые водопроводчики и газовых дел мастера, доводя до кондиции строптивую технику. Но это все не главное. Ведь впереди жизнь!

Мне на миг показалось, что на меня глянуло строгое лицо ценителя искусства, и я услышал слова: «Ведь это полотно - всего лишь репортаж». «Да,- мысленно отвечаю я. - Если хотите, это репортаж на высокую заданную тему: Человек и Завтра!» Средство выражения - станковая картина, написанная тонко, остро, в лучших традициях нашей реалистической школы. Но с теми неуловимыми приметами новой красоты, которые присущи лишь произведениям новаторским…

«Свадьба на завтрашней улице»… Я явственно вижу нашего далекого потомка, человека двадцать первого века… Возможно, правнука этой невесты, задумчиво, неотрывно глядящего на холст и угадывающего в чертах пименовской картины ту удивительную эпоху, полную легенд, невероятных трудностей, блистательных взлетов, войн и борьбы, когда складывалась эта его другая, возможно, более счастливая и спокойная и, конечно, более комфортабельная жизнь.

Юрий Пименов любил Москву, ее новь, ее людей. Живописец это свое чувство щедро отдавал зрителю. Мастер открывал нам мир, к которому мы привыкли. Ведь каждодневно мы ходим, ездим в метро, на автобусах, на автомашинах и зрим рядом этот интересный, увлекательный, чудесный мир. Но в отличие от детей, не устающих удивляться, многих из нас, закрученных текучкой, давно уже покинула радость удивления, радость новых открытий. В сутолоке занятости, в круговерти будней нам стал казаться привычным, примелькался этот вечно меняющийся, трепетный, прекрасный мир природы… Мы часто говорим: утро, день или ночь… Но всегда ли мы замечаем, сколько бессчетных перемен таят в себе нюансы переходов из одного состояния дня в другое, сколько изумительных сочетаний открывается нашему глазу в острых силуэтах деревьев, домов, архитектурных ансамблей, словно вписанных в воздушную панораму движущихся облаков, феерического света восходов и закатов. Всегда ли мы видим прелесть пейзажа современного большого города? Ведь сколько жизненных коллизий открывает нам эта вечная драматургия обыденности.

Полотна Пименова, полотна-новеллы, таят в себе свежесть неуставшей души художника, тонкость и в то же время широту обобщений. Его холсты помогают нам понимать поэзию прозы. Глубокая интимность пименовских картин - в их истинной несочиненности, в несомненной их жизненности. Мастеру глубоко чужда литературщина в живописи, подменяющая порою художественность пластического выражения. Метафоричность языка Пименова - это цепь открытий длиной в полвека.

- Каждый день нас охватывает поток жизни, - говорит Пименов, - порой он накрывает нас целиком энергией больших событий действительности, порою только задевает тихим краем, мокрой от дождя веткой, розовым облаком в вышине. Все, что встречается за день, огромно и поразительно разнообразно… Душа искусства - тонкая душа, и чем сложнее и умнее будет становиться человек, тем богаче и умнее будет становиться его искусство. Искусство… требует не умения ремесленника, а особого, сложного строя души…

Станковая, реалистическая живопись Пименова предельно проста. Рисунок, цвет, композиция ясны. Но это сложная простота.

Простота в искусстве… Мне вспоминается один диалог, записанный еще в прошлом веке.

Однажды американская художница Мэри Кассет сказала великому французскому живописцу Ренуару:

- Одно обстоятельство против вас. Ваша техника слишком проста. Публика этого не любит…

- Ничего, - весело ответил Ренуар, - сложные теории можно придумать позже.

Этот разговор, состоявшийся почти сто лет назад, звучит очень современно, потому что и сегодня мы порою принимаем излишне усложненную, а порою огрубленную форму как выражение сложности и современности стиля в живописи. Думается, что это не совсем так.

Но вернемся к Юрию Пименову, к его творческому пути, пути ровесника века.

Замоскворечье. Ордынка. Звонкий булыжник. Радужно-яркие дуги ломовиков. Деревянные флигеля. Голуби в весеннем небе. Грачиный грай и скрип телег. Вечерний благовест. Герань в окнах… Быт неспешный. Кружевные занавески. Узорные наличники старых домов. Шумная карусель престольных праздников. Голубые сугробы рождества. Буйство масленицы. Визг полозьев лихачей. Снег, снег, снег. Розовые лица девушек… Кустодиевская матушка-Москва. Кряжистые лабазы. Приземистые чайные с шустрыми половыми. Размеренная поступь испокон заведенных обычаев, порядков, порою диких и страшных. Благочиние и чистоган. Богатство и нищета… Русь… Убогая и обильная… Малиновый перезвон колоколов. Грандиозная мишура и сусальная позолота империи. Суровая, жестокая быль рабочих окраин. Рогожская и Пресня… Канун первой революции…